Климычев, Борис Николаевич
2009 » Май » Климычев, Борис Николаевич
Метки: /Klimyichev_Boris_Nikolaevich.html
Борис Николаевич Климычев (1 июня 1930 года, Томск, СССР) — советский поэт и прозаик, руководитель литературного объединения «Родник», лауреат областной премии «Мой край родной», почётный гражданин Томска, председатель Томской областной писательской организации и секретарь Правления Союза писателей России с 1996 года по 2006 год.
      Стихи Климычева печатались в всесоюзном альманахе «Поэзия», журналах «Огонёк», «Юность», «Смена», а также вошли в несколько антологий, в том числе в антологию «Русская поэзия. XX век. Антология» («Олма-Пресс», 1999 год), в «Антологию сибирской поэзии» (Кемерово, 2008 год), В Антологию «Русская поэзия.
ХХI век", из-ство "Эксмо" 2010 г., В антологию "Слово о матери", издатель благотворительный фонд "Тобольск и вся Сибирь", печать - Италия, Верона.
     Борис Николаевич родился 1 июня 1930 года в городе Томске.
     Отец Николай был часовщиком, работал в артели «Рекорд», затем некоторое время в Доме Красной армии, а затем опять, до начала Великой Отечественной войны — в артели «Рекорд».
�Мать до рождения Климычева работала делопроизводителем, затем была домохозяйкой.
В Великую Отечественную войну она сначала работала техноруком артели «Рекорд», затем — заместителем директора Томского горпромкомбината, затем заведующей залом ресторана «Север».
      Климычев жил в доме по улице Тверской № 5, неподалеку от речки Ушайки, там прошло его детство.  Был октябренком, затем пионером.
Учился сначала в школе № 4, на улице Алтайской, затем, когда разделили мальчиков и девочек, в школе № 27 на Тверской, а когда началась война и отец погиб на фронте в 1943 году Борис стал работать учеником часовщика в артели «Рекорд» и учиться уже в школе рабочей молодежи № 43 на углу Герцена и Тверской.
     В 1944 году с мамой переехал в город Щучинск, Кокчетавской области, где жили старшая мамина сестра Александра Ивановна и бабушка Мария Сергеевна, и где были дешевле продукты.
В 1948 году Климычев с мамой переехали в город Караганду, где мама работала кастеляншей в роддоме, а Борис окончил курсы буровых мастеров колонкового бурения и уехал в казахскую степь.
Возле реки Чурбай Нуры вели разведочное бурение на уголь.
        В 1950 году будущий писатель призвался в ряды Советской армии, служил один год в Приморье в городе Лесозаводске в авиадесантной дивизии генерала Красовского.
      С 1952 года по 1953 год служил в Ашхабаде, который был еще в развалинах после землетрясения 1948 года. Разбирали развалины, строили дороги, возводили ашхабадский Академгородок и многое другое. 
     Отзывы о творчестве Русский поэт Николай Старшинов в своей книге «Памятный урок» пишет о творчестве Климычева: Стихи Б.
Климычева живописны, пластичны, и все же, на мой взгляд, наивысшее достоинство их во внутреннем свете, который они несут читателю, в отзывчивости, в доброте, в подлинности переживаний… Роман писателя «Кавалер де Вильнев» вошел в номинацию премии «Российский бестселлер».
Критик В. Горшенин пишет о романе: Роман Бориса Климычева посвящен практически не известному эпизоду российской истории.  Роман Б. Климычева многопланов, многоголос, многонаселен.
    В то же время это достаточно прочно сцепленный, хорошо выстроенный художественный организм, где события и характеры, действия, поступки персонажей и фон, на котором они разворачиваются, находятся в органическом единстве… Член Союза писателей России и доктор философских наук

        Эдуард Владимирович Бурмакин в интервью корреспонденту газеты «Выходной» говорит: Я восхищаюсь прозой Бориса Климычева, посвященной Томску.
И если бы — употреблю современное слово — «раскрутить» его, его книги стали бы бестселлерами. Акунин отошел бы в сторону: у Климычева больше исторической правды, достоверности и меньше выдумки ради остроты сюжета.
Владимир Яранцев. 
ТОМСКИЕ ТАЙНЫ БОРИСА КЛИМЫЧЕВА К 80-летию Б. Н.
1 июня 2010 года в Томске праздновали юбилей Бориса Климычева — писателя замечательного, яркого, многообразного в своем творчестве.
Я поздравил юбиляра небольшой речью, в которой, конечно, не мог высказать всех одолевавших меня чувств и мыслей.
Пользуясь возможностью опубликоваться, я решил, не мудрствуя, дать речь, как она прозвучала в Томской библиотеке им. А. С. Пушкина, дополнив ее ниже автопримечаниями («Самокомментарий»). Получился двусложный текст, который и предлагаю читателям.
Легко заметить, что здесь часто встречается название журнала «Сибирские огни» (Новосибирск), в свете которого здесь, в большинстве случаев, и рассматривается творчество Климычева. Это не удивительно, ибо я являюсь сотрудником этого уважаемого лит.
журнала, родственного, как видно уже по названию, «Огням Кузбасса», которым и благодарен за данную публикацию. «Сибирским огням» всегда везло на талантливых авторов.
Л. Сейфуллина и В.
Зазубрин, Л.
Мартынов и П.
Васильев — в 20-е, В.
Астафьев, В.
Распутин, В.
Шукшин — в 60-е и 70-е.
Называю только самых известных, получивших всесоюзную славу.
На самом деле можно назвать десятки имен прозаиков, поэтов, публицистов разных эпох, составляющих тот круг писателей, который, собственно, и явил собой феномен сибирской литературы. В противопоставлении московской, печатаемой в столице, которую принято считать эталоном литературы для «регионов», т.
е. «провинции», она не нуждается.
Надо только сказать, что у литературы в Сибири есть свои достоинства, то своеобразие, которое сразу видишь в произведениях наиболее талантливых сибирских писателей.
       Борис Николаевич Климычев именно такой писатель.
Его узнаешь по почерку, стилю, языку.
А главное — свободе и непринужденности пера, которую ощущаешь во всех его произведениях 
Особенно в прозе и особенно в романах. Романы Климычева — это всегда какие-то грандиозные авантюры в старинном (фольклорном или даже средневековом) значении этого слова (2).
В них пускаются, вольно или невольно, практически все его герои.
Будь то кавалер Девильнев из одноименного романа, Николай Зимний из «Прощали», писатель Глебычев из «Надену я черную шляпу…» или журналист-писатель Мамичев из «Поцелуя Даздрапермы» (я называю только опубликованные в «Сиб.
Огнях»).
      Так уж они устроены, что жадны до жизни во всех ее проявлениях, сверху донизу.
Так уж устроен и сам Б. Климычев, человек неуемной биографии, имеющей южный полюс в Ашхабаде и северный — в Томске (3). Может, поэтому он так щедро населяет, а порой, и перенаселяет свои произведения людьми и событиями: чем населенней, тем азартней писатель, тем сподручней ему. Хотя и кажутся они неуправляемыми и необузданными в желаниях и инстинктах.
       Потому и встречаешь тут и миазмы, и добродетели, крайний натурализм и романтизм.
Потому и герои Климычева всегда на грани преступления и подвига, они и криминальны и героичны, жадны до жизни, не домоседы, а скитальцы, бродяги (4).
Собственно, в этом жизнелюбии вопреки обстоятельствам и заключается сибирское качество его прозы — грубой и тонкой, реальной и гротескной одновременно.
Вспоминаются «чудики» Шукшина, правдолюбы Астафьева, праведники Распутина – то, что считается классически-сибирским и что так выпукло явлено в романах, повестях, рассказах и стихах Климычева. Порой чрезмерно, раблезиански даже.
      Но у Климычева есть еще и фактор Томска — города не только древнего, но и загадочного, полного тайн, подлинных и мнимых. Для меня наиболее «томский» роман Климычева — «Поцелуй Даздрапермы». Он виртуозен, как резьба знаменитого томского деревянного зодчества, многослоен, как культурные слои вашего 400-летнего города, остроумен, как студенты самого сибирского Томского университета.
Это и авантюрный роман, и «хроника в лицах», и репортаж с места событий (прозаик Климычев всегда еще и журналист), и памфлет на известных лит.
персон «Тамска»-Томска (5).
      Но нельзя назвать Климычева и писателем сугубо томским, замкнутым на своем городе, своей биографии. Хотя бы уже потому, что он широко публикуется по всей Сибири, и за ее пределами. Его реализм как подлинный, не сводящийся к фотографированию, генетически породнен с мифом и анекдотом.
То, что Достоевский называл реализмом «в высшем смысле», т. е.
касающимся вечных ценностей. Коснуться их помогает писателю его поэтический опыт, его поэзия, на первый взгляд, незатейливая из-за отсутствия громких слов и эффектных метафор, но внутренне сильная, очеловеченная.

       Впервые, кстати, Климычев в «Сиб.
Огнях» опубликовался именно как поэт (6).
Исторический роман у Климычева тоже своего рода поэзия.
Это и документ, и миф, и человековедение.
Ему интересны все без исключения люди — в их падениях и взлетах.
Ибо, как пишет Климычев-поэт: «Яма может быть горой / Ее лишь надо вывернуть наружу».
И потому творческим кредо писателя, несомненно, являются слова: «Каждый человек есть личность необычайная…».
     В этом смысле Климычев прямой наследник неореалистов А. Куприна, Алексея Толстого, Горького, есть в нем и солнечность Михаила Булгакова, ибо булгаковская Москва в чем-то сопоставима с климычевским Томском (7).
И это подлинно сибирское мироощущение, которому нет пределов ни в большом, ни в малом.
Оптимистическое по сути, оно оказалось созвучно тому всплеску лит.
надежд, которые испытала отечественная литература на рубеже XX и XXI веков.
Т. е. когда «второе дыхание» обрели «старые» журналы и альманахи, в том числе и «Сиб.
Огни», и стали появляться новые, такие, как «Сиб. Афины».
То же можно сказать и о писателях. Климычев нашел свое видное место в «Сиб.
Огнях», которые еще в 20-е годы явились центром общесибирской лит.
жизни и в 2000-е вновь воскресли. Климычев стал одним из тех, кто сыграл в этом возрождении старейшего журнала ведущую роль.
И благодаря которому сегодня можно сказать, что сибирская литература существует, несмотря ни на какие трудности.
«Сибирские огни» от души желают Б. Н. Климычеву новых творческих успехов, долголетия физического и литературного на благо сибирской и российской литературы и культуры!    САМОКОММЕНТАРИЙ 1) Свобода и непринужденность.
Явилась эта свобода не сразу: Климычев шел к ней через опыт журналиста газет малого калибра и крошечных тиражей — в Туркмении и на Оби.
И через немалый поэтический опыт: он писал везде и всегда, стихи были спутниками его жизни во все эпохи и при любых обстоятельствах.
Например, таких. Вернувшегося в Томск молодого поэта грабят местные урки, но в его фанерном чемодане находят лишь тетрадки со стихами.
Один из подонков, «гундосый горбун», говорит своему подельнику: «Иван, давай я накакаю, а его скушать заставим. Раз с его пользы нет, так хоть посмеемся.
Этот Иван, наверное, успел зацепиться глазом хотя бы за строчку, иначе не спас бы юношу от унижений: «Бери стихи и беги!».
Об этом, как видно, автобиографическом случае, Климычев напишет позже, в 2003 году.
В романе «Надену я черную шляпу…» о верности творчеству и поэзии, растущей, как известно, из «сора», но, оказывается, и из навоза, будто из самых светлых родников.
Достаточно взглянуть на страницу 28 майских «Сибирских огней» за 1961 год, чтобы убедиться в этом.
Стихотворение «Цветы» — первая публикация Климычева в старейшем общесибирском журнале — это чистый воздух, «аромат весны», «просторные комнаты»: «И на прилавках, словно в дивной сказке, / Расставил кто-то свежесть и красу…».
Это написано как раз в те нелегкие годы, а с фото на той же странице смотрит 30-летний поэт в белой рубашке с воротником навыпуск и открытым светлым лбом человека «оттепельной» эпохи: дебют Климычева в «толстом» журнале совпал с космическим дебютом Ю.
Гагарина и всей страны.
Реже, чем хотелось бы, Климычев будет затем публиковаться в «Сиб.
огнях»: 1973, 1976, 1977, 1982 годы.
Зато вышла первая сибирская книга — «Тихий свет» (Новосибирск, 1977).
Это тихая таежная лирика, акварели в рамках из кедровых колючих веток, фрески на вечной мерзлоте: «Марьянка в торбосах с бисером», Усть-Шиш, где «сугробы стоят медведями», «река Ушайка, с бельишком шайка» и т. д.
     Это и миниатюры с эпическим замахом, и заметки корреспондента, и дневниковые исповеди: «Я самый северный редактор / В краю, где люди нефть нашли. 
Чихает у окошка трактор. 
Мороз.
И факел в нем — вдали».

Чем и затруднил художника Е.
Ф. Зайцева, оформившего обложку этой книжки-невелички (70 страниц карманного формата) в стиле орнамента: схематичные ромашки, геометрические сосны / кедры, круги-спирали облаков; ни неба, ни солнца.
Затруднила книга и новосибирских редакторов: «Главновосибирцы, — сообщает Климычев в «Поцелуе Даздрапермы», — мариновали («Тихий свет».   лет десять».
Между тем известный поэт Н. Старшинов писал, что «наивысшее достоинство» стихов Климычева «в том внутреннем свете, который они несут читателю».
Несмотря на «большую и нелегкую жизнь», что он «человек, хлебнувший горя в детстве», что «много поездил, многое повидал».
Эти слова известного поэта напутствовали первую московскую книгу Климычева «В час зори» (М.
, Современник, 1980), где он уже в статусе «сложившегося интересного поэта».
За ней последуют другие, и аннотация к сборнику «Ключ любви» (М.
, Молодая гвардия, 1985) о «шестой книге поэта из Томска», а через три года тот же «Современник» аннотирует поэму «Возвращение земли» как «сердцевину» одноименной поэтической книги (М.
, 1988).
      А через 17 лет в предисловии к книге «Есть ли в Томске медведи?» сам Климычев расскажет об   этой поэме то, что не могло войти в аннотацию.
Сначала он отправил ее Е.
Евтушенко: «Ответа не получил».
       Из «Современника» же ответили благоприятно («поэма готовится к изданию»), а во внутренней рецензии «один критик» даже сказал: «Чудо!».
Но об этом никто не узнал.
     Аннотация жевала казенными словами: «Насыщена драматизмом, живо рисует человеческие         характеры»… Климычев же словами далеко не казенными отхлестывает евтушенковский плагиат — «вшивую историю» заимствования строки о «хитрых вшах» во швах заплатанной одежды, и «столичных отшивал», плюющих на «Леню Мерзликина, на Колю Самохина…».
«Нас не видно из Москвы», — заключает он, сдерживая то ли горечь, то ли гнев.
Увидеть не помогли ни эти тонкие поэтические книжки, изданные в столице в 80-е, ни Н.
Старшинов, ни даже Евтушенко, польстивший плагиатом.
А может, наоборот, помогшие открыть в себе другие грани таланта, переориентировали с запада на восток, с Москвы на Томск, с поэзии на прозу.
Тем более что опыт уже был — новосибирская книжка «Часы деревянные с боем» (1981).
Детская по жанру — «повесть для среднего школьного возраста», по содержанию это воспоминания, написанные опять-таки поэтом. Тем, который «много поездил и многое повидал». Но сохранил «внутренний свет», совпавший с «детским» жанром.
Написавший в отдел рецензий «Сиб. огней» отзыв на эту книгу томский писатель Э.
Бурмакин уже тогда ощутил: его земляк, «может быть, рассказывает не все из того, что он мог бы рассказать». И что, может быть, попытка написать о своем детстве «от лица мальчишки» не позволила дорассказать все до конца. И автор рецензии повторяет свою мысль-догадку: «У писателя… остался в запасе немалый жизненный материал».
Прошло 30 лет, и для Климычева настало время романа, где этот жизненный материал использован, как говорится, на всю катушку.
И даже с избытком.
Таким вот непростым оказался жизненный и творческий опыт юбиляра.
         2) Грандиозные авантюры.
Может быть, все началось с той счастливой мысли, когда Климычев решил соединить свой «жизненный материал», свою историю, с историей отечественной и сибирской, породнить две истории? Климычев-романист для «Сибирских огней» начался как раз с романа исторического «Кавалер Девильнев». Точнее с его падения из кареты в жестокий мороз по пути в Москву (Климычев любит «ударно» начинать свои произведения).
А дальше — князь-прохиндей Жевахов, голая Палашка и дико влюбленный в нее крепостной художник Мухин, впоследствии разбойник.
Карусель романа крутиться все быстрее: Девильнев уже глава московского сыска, затем офицер армии знаменитого П. Румянцева, потом девять лет Алтая и алтайских диковин, включая сектанта и колдуна Горемира. И это только «предисловие», предыстория величиной с полромана его томских приключений,читать которые лучше, чем их пересказывать.
А когда автор пишет о горьких думах Девильнева, что ему «далеко за 50, и не было у него своего угла», то думаешь о герое автобиографического романа Климычева «Надену я черную шляпу…». Свои седину, морщины и «угол» в Томске писатель Глебычев получил примерно в том же возрасте. И пройдя через ту же круговерть авантюр, что и будущий комендант Томска.
Хоть тут середина и не 18 века, а 20-го, и нет князей, цариц и масонов.
Зато есть «синьор Бо-Бо», певший «то в одном, то в другом автобусе арии из опер», Мальвина, окончившая речное училище и ходившая по улицам «в тельняшке, в речном кителе и в белой фуражке с крабом», фарцовщик Карл Маркс с «дворянского этажа», любитель «девочек», орущий в постельном экстазе «жеребячьим криком» на весь этаж, Шарль Иванович Бамбин, выглядевший «не то заграничным нищим, не то Че Геварой» После «Надену я…» — «Прощаль», роман о Томске начала 20 века, историческим уже не кажется: незадачливый простолюдин и плут Федька Салов или вор по рождению и убеждению Аркашка Папафилов находятся в равных сюжетных условиях с купцами Смирновым и Гадаловым, университетскими профессорами, с Потаниным и Шишковым.
Климычеву вновь удалось собрать такой дружный ансамбль персонажей, самодвижущийся механизм романа, похожий на часовой, что множество подробностей, деталей быта эпохи, ее людей, больших и малых «работают» на этот «механизм» бесперебойно.
В мелочах не тонешь.

Такой же ансамбль и механизм приводит в действие Климычев и в «Поцелуе Даздрапермы» — романе авантюрном уже в ином смысле.
Несмотря на то, что известные томские писатели могут узнать себя в героях этого романа, Климычев все же его публикует. Чтобы поняли, наконец, что писал он все эти годы не исторические, автобиографические или сатирические романы, а авантюры.
Вернее, «авентюры», а это уже совсем другое. Если не впадать в буквализм современного словарного значения слова («рискованное и сомнительное дело, предпринятое в расчете на случайный успех»), а вспомнить седые эпические времена «Песни о Нибелунгах», т. е.
немецких рыцарях и их деяниях, в которой не главы, а именно «авентюры».
Они нарочно так хитро устроены (сложная система рифмовки и чередования строк и строф), чтобы сделать чтение более комфортным и создать «интонацию неотвратимого движения вперед» (В. Г. Адмони).
    Климычеву же как раз и важно это вечное движение длиной в роман.
Оно не случайно или бесцельно, а отражает течение жизни, в котором ее (жизни) смысл, собственно, и заключается.
        3) …северный — в Томске.
На самом деле полюсов в жизни Климычева было много.
Обо всех не узнаешь, особенно в опубликованных биографиях писателя.
Сам он тоже скуп на подробности.
Наверное, потому, что делал биографией свои книги.
А там можно побывать везде и в любом обличии: уроженцем пригорода Авиньона Франции 18 века алхимиком Девильневом или шведского Гетеборга конца 19 века ученым Улафом Страленбергом из романа «Томские тайны».
Иногда Климычев проговаривается прямым текстом: «Мечтал ехать в Москву, нездоровье не пустило».
Так что главной биографией писателя остался Томск.
          4) …скитальцы и бродяги.
Легко заподозрить Климычева в том, что он «вопреки традициям русской словесности героизирует авантюристов, людей без чести и совести».
Сие написал другой томич, писатель С.
Заплавный.
Который не почувствовал стихийного характера творчества Климычева, где жизнь предстает в чистом виде, в образе «голого», т. е. лишенного социального, правового и т. д.
статуса человека. А. Казаркин, известный томский филолог-сибиревед, называет такого героя «никакой человек, маргинал», почему-то относя его к деградировавшему лит.
типу «лишнего человека». Но на окончательный приговор, на собственное мнение автор обзора «Вехи литературной жизни Томска» так и не решился: «Традиционалисты не приемлют то, что нет грани между забавным и отталкивающим, между исторической явью и фантазией.
Здесь видят пример неуважительного отношения к истории, характерного для эпохи постмодерна». вспомним историю с «Тихим светом», художника книги и ее редакторов — то же недоумение, непонимание.
Кроме ощущения какой-то энергетики, динамичности, изначальной слитности положительного и отрицательного, плохого и хорошего.
Тут можно процитировать давнее высказывание А.
Воронского об одном из авторов «Сиб.
огней» 20-х годов: «Не пойму, что это у вас такое — реализм, не реализм… не пойму…».
Видимо, сибирская проза и поэзия такова, что не вмещается в рамки привычных схем: реализм, постмодернизм, «грубый натурализм» и т.
Такой своеобычностью можно бы только гордиться.
Но хочется классичности, новых

Г. Гребенщиковых,

 А. Новоселовых,

В. Шишковых.
Хотя Гребенщиков, можно сказать, героизировал разбойника в великолепной, восторгавшей, например, К. Бальмонта, «Былине о Микуле Буяновиче», а Вяч.
Шишков в «Ватаге» — «красного бандита» Рогова-Зыкова.
Причем Шишкову пришлось потом специально оправдываться, что «зыковщина» только «горькая накипь в народном движении».
Так, может, прав все-таки Л. Троцкий, который еще в 1927 году сказал, что «сибиряки — запойные певцы мощи стихии и слабости человека», что отражается в «необузданном половодье образов и слов».
Не будем ставить точки в этом разговоре о творчестве Климычева, в котором у нас поучаствовало столько светлых умов.
       5) …Тамска-Томска.
       В Томске «Поцелуй Даздрапермы» очень не любят.
Считают роман и неудачным, и некорректным (мягко говоря!), и чуть ли не завершающим писательскую карьеру Климычева.
В этом видна предвзятость, изъян взгляда изнутри, всегда однобокого.
Во взгляде извне свои преимущества: лучше чувствуешь творческое задание автора — обобщить лицо в тип, дать картину жизни провинциального писателя, которому нравится быть провинциальным.
           Но к которому автор тем не менее испытывает искреннюю, теплую любовь.
Ту «скрытую теплоту патриотизма», о которой писал Л.
Толстой в «Войне и мире». Ведь «член писорга» Мамичев, руководитель лит.
кружка при Политехническом институте, учит людей поэзии — «науке любви», а не ненависти.
6) …как поэт. Теперь Климычев как поэт почему-то в «Сиб.
огнях» не печатается.  И потому хочется напомнить одно из самых «свежих» и личных стихов Климычева «Анкеты» (1982), хотя бы частично: «Заполняя длинные анкеты / Не лауреат различных премий, / Я, не избиравшийся в советы, / Вспомнил, сколько было в жизни терний.
/ Вот вопросы: был ли за границей, / Знаю ль языки, имею ль степень.
/ Помню, как мороз в Усть-Куте злится, / Как пылают в Казахстане степи.
/ Много по России пота, крови / Пролил на работах я различных.
/ Малость понимаю по-коровьи, / Научился понимать по-птичьи.
// Воду пил из бочажка, из бочки, / Ночевал по старым баням летом, / В землю я вписал посевов строчки, / Вот анкеты были, так анкеты!. »

7) …климычевским Томском.
В Москву Климычев стремился, но ее же и разлюбил за наплевательское отношение к сибирским талантам.
Так же столицу любил / не любил и М.
Булгаков, который в «Мастере и Маргарите» наслал на нее Воланда и Ко и учинил там ряд погромов.
Но и воспел, так что москвичи Булгаковым теперь бахвалятся: Музей на Патриарших прудах, элитное булгоковедение и т. Какой бы роман Климычева вы ни читали, можете найти там своих Воландов (например, граф Загорский в «Прощали»), Берлиозов (Лука Балдонин или Иван Осотов из «Даздрапермы»), Иванов Бездомных (Глебычев из «Надену я…»).
В конце концов, Томск ведь город тайн и легенд.
Да и сам Борис Николаевич Климычев, плоть от плоти своего таинственного города, человек и писатель еще не разгаданный.
Пусть он таким и остается, а мы его будем читать и разгадывать.
Ведь и читать, и разгадывать можно только то, что нравится ВЛАДИМИР ЯРАНЦЕВ НОВОСИБИРСК НаградыБорис Николаевич Климычев — лауреат областной премии «Мой край родной», лауреат премии Томского Комсомола, почётный гражданин Томска (2001), он награждён знаком «За достижения в культуре», медалью 400-летия Томска, медалью имени Михаила Шолохова и медалью 90-летия ВЛКСМ (2008).
1 июня известному поэту и писателю Борису Николаевичу Климычеву исполнилось 80 лет! На минувшем собрании Государственной Думы Томской области областные парламентарии единодушно приняли закон о награждении юбиляра знаком отличия «За заслуги перед Томской областью».
В 2011 году за роман "Треугольное письмо" стал лауреатом всероссийскрй премии Ясная Поляна имени Л. Н. Толстого.
Борис Николаевич Климычев - писатель и поэт, член Союза писателей России, Почетный гражданин г.
Томска. Областная комиссия по наградам обратилась в областную думу с просьбой наградить юбиляра знаком отличия «За заслуги перед Томской областью» за многолетнюю плодотворную деятельность, большой вклад в развитие литературного творчества в Томской области.
- Предлагаю поддержать предложение наградной комиссии, - обратился к коллегам спикер Борис Мальцев.
- Борису Николаевичу в этом году исполнилось 80 лет, и он действительно заслужил эту награду своим трудом.
Решение было принято единогласно.
Добавим, знак отличия «За заслуги перед Томской областью» является выражением признания выдающихся заслуг соотечественников Библиография СтихиКлимычев Б.
Н.
Красные тюльпаны.
— Ашхабад: Туркменгосиздат, 1958.
; Климычев Б.
Н.
Валторна за стеной.
— М.
: Молодая Гвардия, 1976.
; Климычев Б.
Н.
В час зари.
— М.
: Современник, 1980.
; Климычев Б.
Н.
Город юности.
— Ашхабад: Туркменистан, 1984.
; Климычев Б.
Н.
Ключ любви.
— М.
: Молодая Гвардия, 1985.
; Климычев Б.
Н.
Своим дыханьем.
— Томск: Томское книжное издательство, 1986.
; Климычев Б.
Н.
Возвращение земли.
— М.
: Современник, 1988.
; Климычев Б.
Н.
Томские праздники.
— Томск: Томское книжное издательство, 1990.
— 110 с.
; Климычев Б.
Н.
Есть ли в Томске медведи? — Томск: Ветер, 2005.
— 239 с.
ПрозаКлимычев Б.
Н.
Часы деревянные с боем.
— Новосибирск: Запсибиздат, 1981.
; Климычев Б.
Н.
Томские чудеса.
— Томск: Томское книжное издательство, 1994.
; Климычев Б.
Н.
Мой старый Томск.
— Асино: Полиграф-объединение, 1995.
; Климычев Б.
Н.
Золотые яйца.
— Асино: Полиграф-объединение, 1996.
; Климычев Б.
Н.
Любовь и гнев вора Подреза.
— Томск: ЦНТИ, 1997.
; Климычев Б.
Н.
Томские тайны.
— Новосибирск: ИППО «Наука», 1999.
; Климычев Б.
Н.
Странные приключения скромного томича.
— Новосибирск: ИППО «Наука», 2000.
; Климычев Б.
Н.
Кавалер де Вильнев.
— Сибирские огни.
— 2002.
; Климычев Б.
Н.
Надену я черную шляпу.
— Сибирские огни.
— 2003.
; Климычев Б.
Н.
Гнев Родогуны.
— Простор.
— 2005.
; Климычев Б.
Н.
Прощаль.
— Начало Века.
— 2007.
; Климычев Б.
Н.
Поцелуй Даздрапермы.
— Сибирские огни.
— 2007.
; Климычев Б.
Н.
Треугольное письмо.
— Сибирские Огни №№ 10-11 2009 г.
.
Примечания↑ Руководство правления Союза писателей России 11.
10 2010 г.
Борис Климычев с книгой "Треугольное письмо", вошел в шестерку финалистов премии Ясная Поляна имени Л.
Н.
Толстого и был нагоражден дипломом и премией.
СсылкиСайт писателя Следующая »« Предыдующая
Комментариев к статье нет..

[ Добавить ] комментарий
Поля с пометкой * обязательны для заполнения

*Ваше имя

Ваш сайт

Ваш город

*Ваше сообщение

*Код с картинки
код на картинке содержит только цифры (0..9) и буквы англ. алфавита (A..Z)