вторник, 17 февраля 2009 г.

Я НЕ МЫСЛИТЕЛЬ, Я ТАК ПРОСТО

Я плохой человек, редиска, я много лет проработал в советской печати будучи беспартийным. Демобилизовавшись из армии,  устроился в редакцию «Комсомольца Туркменистана». Такая вольница, что о партийности  и не спросили. Комсомольский я им не показал. Пусть толкут воду в ступе на собраниях, да еще взносы платят! Я  лучше - на танцы.…А когда однажды спросили насчет комсомола, я уже выбыл по возрасту.

Но вот переехал в родную Сибирь. В Шегарской газете тетка замред пристала, чтобы я в партию вступил Мол, женился, остепенился, пора, закрепляйся, на  месте и камешек обрастает. Главное: в редакции всего два коммуниста, она, да редактор, остяк Петя Ериков. Вредный. Сотрудники ему огород пашут, сено косят, дрова рубят. Ставки заведующих отделами свободны, а числит всех рядовыми. Остающиеся деньги – где?

Создать партячейку -  надо три члена. Если я вступлю, у нас будет два голоса, а у редактора один, мы его и зажмем. Я и вступил - сдуру. А редактор тотчас порекомендовал в партию бухгалтера и шофера, которые были редакторскими подхалимами.

Поставить редактора на место мы не могли. Но каждую зиму меня мучили политучебой. Беспартийные  - домой, а  мы до ночной черноты вникали  в Маркса-Энгельса, в политэкономию. Я влип! Беспартийному в газете работать можно, но выйти из партии – нельзя! Станешь врагом. Из редакции пнут. И тогда - только  метла и лопата! Прибавочная стоимость… экономические кризисы… Черт бы все взял!

Дома  под кроватью  - тетрадь со стихами. Ночь. Иду домой. Цыган. Лошадь к водопроводной колонке подвел, напоил, и сам приник губами к крану, аж задохнулся:

-Эх! Как пиво! Твою мать!

 Политэкономия!  Слышно - за бугром народ живет не хило. Так, болтают некоторые. Сам раз ночью приемник слушал. Грохочет, словно кувалдами по железу, и потом голос:

- Народы СССР в рабстве!...  Хр-р-р! Я Сева Новгородцев… современная музыка, которой вы лишены…Д-р-р!

И вопль жены:

- Сволочь, ребенка разбудишь!

Щелк! Выключил «бормотальник». Падаю на подушку. Политэкономия?  Вот - село, дымки из труб, школа, несколько магазинов, стадион. Лыжня зимой в бору вьется, кажется, сейчас там за кедрами чудеса начнутся. Там леший бродит, русалка, правда, на ветвях не сидит: холодно, хвост можно отморозить. Но на неведомых дорожках, конечно, есть следы невиданных зверей. Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей. Но не только – там! В самом райцентре есть.

А мы живем в брусовом учительском доме. Все удобства на улице. И – что?

Сто раз проклял я тот день и час когда в  сельсовете печать вверх тормашками в паспорт поставили. Правда, дочурка – милое существо, но как соединить – несоединимое?

Утром пошел к колонке, приник губами к крану, может, вправду цыган тут пиво пил? И верно! Вода, не вода, но язык пощипывает. Свежесть, крепость!

На хрен Севу Новгородцева с его музыкой! Просторы какие! Кедрачи, курья, великая Обь, река Мундрова. Ездили в колхоз, с моста в речушку смотрел: ельцы табунами ходят, аж тесно им в берегах, такие холки наели, кажется сквозь кожу жир просвечивает. Я тогда даже представить не мог, чтобы земля эта принадлежала бы какому-то частнику, и на неё – ногой не ступи. Все кругом – наше.

А когда женихались с бывшей моей… нет нежное слово трудно применить, а ругательное – не хочется. Себя ругать надо, себя. Но на это рабство я себя сам обрек, по глупости, по дурости. И никакого другого рабства, господин радиоприемник, в моей жизни не было.

Маловато  было разнообразия в ширпотребе, в продуктах, в мебели, в одежде? Не сказал бы! Не чувствовал! Но вот ведь факты. Квартиры, лечение, отдых, образование, всё – бесплатно! И какое образование! Первыми Космос покорили! И голодных не было, и босых не было!

В Ашхабаде шашлыки жрал, люля-кебабы. Мне начинающему журналисту - путевку на курорт в Сочи. Объехал все кавказские столицы. На лайнерах летал. Э! Сейчас  не хватит денег доехать до соседнего райцентра. Отрезали всё, что за Уралом, высокими ценами на проезд, не доехать до Москвы даже поездом. А Сочи? В памяти стеклянный павильон в Минводах, с майором лайнера ждали и пиво пили. Майор говорил:

И майор, и я, мы тогда и представить не могли, куда придём в результате. Да, знаю я, чего стоила забота товарища Сталина в 1937-ом! Знаю. Только в эту перестройку не меньше людей погибло, чем погубил он, старавшийся всех вогнать в страх, вырвать на корню всякую возможность оппозиции.  Когда в Беловежской пуще безмозглые стервятники  разорвали в клочья   великую державу это убило враз больше людей, чем все чекисты разных поколений.

Сталину оправдания нет. Но тут  тоже нельзя всё пихать в один мешок. Ленина тоже с дерьмом смешали. Дзержинского. А ведь Маяковский-то не с потолка взял вот  эти строки: «Дрянь адмиральская, пан и барон перли с шестнадцати разных сторон…» Перли! Было!  Кто-то защищал привилегии, готов был глаз вырвать! Глаз у своего же народа!  Их тоже можно как-то понять. С привилегиями еще никто добровольно не прощался. Но Разве революция не имела права защищаться? Имела. И цель-то была благородная. Мечта прекрасная. И хоть криво, хоть косо мечта это частично осуществлялась!

Когда со своей Дарьей в Томске перед женитьбой гулял, обедали в  классном ресторане, комплексный обед  - восемьдесят копеек  - даже студентам был доступен.

И одет я был франтом, и всё из сельского универмага, без особой очереди и без блата. Ну, да, не хватало холодильников, стиральных машин и понятия не имели о туалетной бумаге. Вот уж когда перестройка пришла столько понаписали об этой туалетной бумаге, будто на ней свет клином сошелся! Даже фильм был художественный. Страдания советских людей. Показали: громаднейшая очередь в Москве за туалетной бумагой стоит, будто бы все москвичи разом обделались, а подтереться нечем!

Я понимаю, что конкуренция, частная инициатива создают качество  продукции. А изобилие товаров, как я понял за годы нашего капитализма, получается за счет высокой цены. Изобилие  сие - максимум для 30-ти процентов населения. А 70 процентов россиян, они – что? Недочеловеки? Жестокое изобилие получается.

А жилье? Такой факт. В Томске стали переселять из подвалов из развалюх всех жителей подряд в благоустроенные квартиры на Иркутском тракте. На Тверской улице жил мой школьный товарищ Витька. Он в армии отслужил и запил, ни одного дня не работал. Поскольку пил он благородно, незаметно, его милиция не трогала, в тунеядцы не записали, так и дожил до седин. Вольным художником. Психолог: умел находить за чей счет выпить.

И вот  всех из дома, в котором жил Витька, переселили на Иркутский тракт, только Витька  переселяться отказывается. И к нему, тунеядцу, прибыл заместитель председателя райисполкома.

-         Почему – ты? Дом под снос. В чём дело?

А Витька:

- Я на этой улице родился, на этой и помереть хочу. Дайте мне где-нибудь рядом…

И что же? Бились, бились. Дали на Тверской улице. Неподалеку от его прежнего дома. Завод построил комфортную «башню».  Витьке с  матерью старухой дали на пятом этаже двухкомнатную квартиру. Он был тунеядец! Мать через месяц померла, а Витька купил спортивный снаряд типа велосипеда, тугие педали крутит, мышцы ног укрепляет. Знакомые какой никакой мебелью снабдили. И  так до смерти жил, пойдет, найдет собеседника с выпивкой. Потом в бане вредные вещества из себя выпаривает, а дома крутит педали.

Вот власть была! Бесполезный, но живой человек, нельзя его без крыши над головой оставлять. А что при нынешней власти  с жильем происходит, объяснять вам и не надо.

И опять я думаю: как же соединить несоединимое? Я не философ, не политик, я лирик, ребята! Я – артист, если хотите! Я оглядываюсь на Китай, и как-то сама собой рождается мысль о том, что неплохо было бы иметь мощное государство, которое сочеталось бы с рынком. Нет, рынок не может всё сам отрегулировать!  Иллюзия это!  наврали дерьмократы! Пусть я очень хреново учил политэкономию, жизнь учит лучше всего. Многое видно совершенно наглядно сейчас, когда мир сотрясает экономический кризис. И многие люди в разных странах стряхивают пыль с тяжелых томов «Капитала» Маркса.

Мне вспоминаются строки Есенина:

«Давай, Сергей, за Маркса тихо сядем, пощупаем премудрость скучных строк…»

В моей голове копошатся обрывки некоторых сведений, из короба тех давних зимних политзанятий. Упаси Бог, не политик я!  Рифмоплет, гитарист, любитель цирка, оперетты, цыганских романсов и плясок. Другие люди должны заниматься Марксом и устройством жизни. А может, найдется и еще какой экономист, который соединит несоединимое, и обнимет необъятное. И дай ему Бог!