ЮЛИЯ КЛИМЫЧЕВА

Сабина Брейяр:

«ХАРБИН – ОСОБЫЙ СЮЖЕТ В ИСТОРИИ»

Недавно в Благовещенске побывала Сабина Брейяр, филолог и историк, президент ассоциации «Тургеневская библиотека» в Париже.  Гостью из Франции интересует русская история, конкретно – период репрессий 30-х годов прошлого века. Сабина Брейяр готовит научные публикации о русской эмиграции в Харбине, собирает сведения о репрессированных и детях  «врагов народа». По ее признанию, встречи с людьми нужны ей для того. чтобы лучше почувствовать дух изучаемой эпохи.

О том, что привело профессора славистики из Франции в Приамурье, вы узнаете из интервью, данного парижской гостьей корреспонденту «АП».

-  Сабина, расскажите, чем вызван ваш интерес к России? У вас русские корни?

- Нет, среди моих предков не было русских. Но я очень рано стала интересоваться Россией, еще в детстве читала много книг, нравились сказки. И однажды в школе, мне тогда было лет тринадцать, я заметила, что одна моя приятельница читает книгу на незнакомом мне языке. Я спросила – что это? Что за незнакомый алфавит? Она ответила, что это русский язык. «Как интересно! – воскликнула я. – А где ты изучаешь русский язык?» Она рассказала, что ходит к одной старой эмигрантке.  И я тоже стала изучать язык. Понемножку – ведь она сразу не могла  мне объяснить всю русскую грамматику. И когда пришло время поступать в университет, я выбрала русский язык как свою будущую специальность.

- Свою первую фразу, произнесенную на русском, помните?

- О, нет. Помню только, что едва мы прошли более-менее основательно русский учебник, то сразу же, как с корабля на бал, перешли к «Евгению Онегину», я стала учить наизусть какие-то отрывки… Сразу, в первый же год. Потом я стала филологом-славистом, сдала все государственные конкурсы и стала преподавателем русского языка в школе в городе Пуатье. Одновременно начала писать диссертацию по творчеству Николая Заболоцкого. Но не смогла довести ее до конца по двум причинам. Первая – было трудно достать материалы. Нужно было ездить, сидеть в архивах. А нигде ничего не давали – Заболоцкий был репрессирован, и доступ к его архивам, особенно для иностранцев,  был ограничен. Вторая причина – в это время у меня появилась дочка, затем сын, нужно было заниматься семьей.

- Почему вы выбрали именно Заболоцкого? Вам нравилось его творчество?

- Темой моей дипломной работы в университете была поэзия Ахматовой. Я очень интересовалась тогда ее стихами и поэтикой вообще. И хотела продолжать исследования в области российской поэзии 20-40-х годов. Остановилась на Заболоцком, потому что эта тема была мало изучена, во-первых, а во-вторых, он был своеобразным поэтом  - сначала находился под влиянием футуристов, но потом отошел от них и выбрал свой путь.  Меня интересовала его творческая эволюция и тот перелом, который произошел в нем после лагерей – ведь он был арестован, репрессирован. Меня интересовало, как все это отразилось на его поэтике.

- У вас есть любимое стихотворение Заболоцкого?

- Меня интересовал  в целом процесс творчества. Но особый интерес вызвала та поэма, за которую его арестовали – «Торжество земледелия». Он писал ее в конце 1930-х годов, но люди не поняли, почему он заставлял коров говорить. Это же так интересно! Но люди подумали, что он издевается над сельскохозяйственными реформами. За это поэт пострадал.

- Не жалеете о том, что работа осталась незавершенной?

- О, нет! Я очень расширила свой кругозор, и, возможно, к этой теме когда-нибудь еще вернусь.  Дети подросли, и я продолжила работу в университете. Я была знакома с одной старой русской эмигранткой – Татьяной Алексеевной Бакуниной. Она была внучатой племянницей Михаила Бакунина и одновременно – женой великого писателя русской эмиграции Михаила Осоргина. Она была большим специалистом по масонству, автором книг о русских масонских ложах. И одновременно она возглавляла «Тургеневскую библиотеку» в Париже, являвшуюся библиотекой русской эмиграции. Татьяна Алексеевна  была редактором коллекции биографий русских писателей в эмиграции. И она искала человека, который захотел бы взяться за изучение творческого наследия историка Павла Милюкова. Никого не находила, и, наконец, я вызвалась. Стала собирать материал, перелистала все его газеты, поскольку он был не просто историк, но и журналист, очень видный публицист. Нашла более трех тысяч единиц его печатных работ.  Это был огромный труд, но именно он  дал толчок моим путешествиям.   Тогда я совершила путешествие в Россию, но эмиграция  была запретная тема, и меня, как в случае с Заболоцким,  не допустили к архивам. Это было в 1966 году. Пришлось поехать в Финляндию, где сохранилась   хорошая коллекция первой газеты, которую в 1905 году основал Милюков как лидер кадетской партии – это была газета «Речь» - главная либеральная газета в России до революции. И там я нашла и смогла переписать все его статьи от 1905 года по 1918-й.

- Это заняло, наверное, много времени?

- Зато я познакомилась с очень многими вопросами русской истории и постепенно из филолога благодаря Милюкову  превратилась в историка. Доступ к архиву Павла Милюкова я получила только в 1991 году. В течение учебного года я никуда поехать не могла – я преподавала, поэтому летом я выезжала в Москву на два-три месяца, сидела в архиве, занималась. В 1996 году я защитилась, и решила, чтобы отдохнуть, перейти к другой теме. Параллельно я писала статьи о русской эмиграции. И заинтересовалась тематикой русской эмиграции в Китае. Летом, защитив диссертацию, я в качестве отдыха совершила большую поездку по всему Китаю, чтобы просто узнать – понравится ли мне эта тема. Чтобы почувствовать, что такое китайская цивилизация, как приживается в ней иная культура. Я совершила большой тур по Китаю с рюкзаком за плечами, на поездах, автобусах -  проехала больше трех тысяч километров. Тогда же я познакомилась с последними  русскими харбинцами. Сейчас из них в живых почти никого не осталось. Я приезжала в Харбин  в 1998 году, затем в 2001-м и  2005-м. Эти люди уходили из жизни один за другим – им было кому за 70, кому за 80 лет.

- Сейчас из русских там осталась одна Ефросинья, о которой не раз писала наша газета. 

- Да-да, я ее хорошо помню. Она сказала мне при последней встрече слова, которые трудно забыть: «Передайте  там, в России, что я одна здесь застряла!»  Очень необычная судьба. Она родилась и выросла в Харбине, всю жизнь там прожила. Это и ее счастье,  и ее трагедия.

- Что привело вас в Благовещенск?

- В июне этого года в Харбине прошла конференция об истории евреев в этом городе, и я там выступила с докладом об еврейской культуре в Харбине, в частности, об архитектуре. Затем  отправилась в Хабаровск, где хранится архив КВЖД, поработать, накопить еще сведений. Харбин – это настоящий сюжет истории. Возвращаясь к нему, всякий раз нахожу какие-то новые подходы. У меня накопилось много материала, но издать книгу у нас очень трудно, надо найти издателя. Харбин – особая тема, для французской публики это неактуально. Знаю, что эта  тема, в основном, интересует русских, особенно тех, кто неравнодушен к истории.

В Благовещенск я приехала, чтобы посмотреть на достопримечательности архитектуры вашего города, посмотреть на Хэйхе. Мне кажется, что Благовещенск своей архитектурой, зеленью улиц, неторопливой атмосферой напоминает Харбин. И Китай совсем  рядом – рукой подать. В Хабаровске и Благовещенске я встречалась с некоторыми репрессированными и  их детьми. Я стараюсь встретиться с харбинцами, с которыми я могу связаться. Они мне дают атмосферу этого города, что позволяет лучше понимать те документы, которые я собираю. Надо спешить, потому что самым молодым из них уже за семьдесят.

- Чем вас привлекает русская история? Ваш интерес – чисто научный, или в нем есть что-то личное?

-   Есть и то и другое, я не разделяю. В русской истории есть многие моменты, которые меня огорчают, но я стараюсь понять процесс и механизм истории. Но на многие вопросы у меня нет ответов. Тема, которая меня больше всего волнует в российской истории – это революция и репрессии, которые начались следом. Почему? У меня нет готового ответа. Это очень страшный процесс. Очень многие большие историки этой проблемой занимаются, но и они не могут  дать ответа. Но это не только в России происходило, подобные процессы были и в других странах. Правда, не в таких масштабах.  Репрессии были и во Франции – во время французской революции. Но у нас это ограничилось определенным непродолжительным временем. В России же репрессии растянулись на  несколько десятилетий. Расправа людей над людьми – это умом трудно понять. Это вопрос о человечности человечества, если не ошибаюсь в терминах.

- Есть ли пересечения в истории России и Франции?

- Безусловно. Золотой век взаимоотношений между Францией и Россией – это 18-й век.  Франция оказала значительное влияние на расцвет русской культуры, русская литература  много переняла от французов, вплоть до конструкции языка. Блестящий историк Карамзин утвердил русский литературный язык. Его общение с французскими литераторами и философами повлияло на его язык, побудило реформировать родной язык. Мой муж – большой специалист по Карамзину, это его тема диссертации. Он филолог, занимается исторической грамматикой и лингвистикой, его интересует история 18 века в России.

- Можно сказать, что ваша семья создана на почве интереса к России и ее культуре?

- Да, наша семья началась с университетской скамьи. Мы учились в университете города Лилль, это север Франции.  Потом по распределению попали в  Пуатье, там живем и сейчас, и там у нас есть дом. Но работаем мы в Париже. Благодаря скоростным поездам,  это несложно.

- Ваши дети унаследовали родительский интерес к русской истории?

- Конечно, я учила их русскому языку, они говорят по-русски, и даже были моими учениками в школе. Но они не пошли по нашим стопам. Дочь занимается вопросами, связанными с садоводством, ландшафтом и так далее. Сын стал математиком.

- Это  путешествие по России – какое по счету?

- Я уже не считаю. Когда на таможне заполняю бланки, на вопрос «Сколько раз вы бывали в России» отвечаю: много раз.   После перестройки стала бывать здесь чаще, потому что атмосфера стала легче. А впервые была на стажировке в Московском университете  еще студенткой, это было в 1965 году – ваша страна тогда отмечала 50-летие Октябрьской революции.

- Путешествия – удовольствие дорогое. Если не секрет, вы работаете по грантам, у вас есть спонсоры или для  поездок  достаточно зарплаты ученого?

- Грантов у меня нет, спонсоров тоже. Я коплю деньги для путешествий сама. В пути я очень неприхотлива, стараюсь экономить – не останавливаюсь в дорогих отелях, езжу на поездах и так далее.

- Муж  не разделяет ваш интерес к России реальной?

- Он не любитель путешествий, он кабинетный ученый – занимается с источниками, пишет много статей. Теперь он возглавляет факультет славяноведения в Сорбонне,  в Париже. Это очень ответственная должность, ему не так легко освободиться для поездок.

- Он с легким сердцем отпускает вас в Россию? Такая большая страна, полная опасностей…

- Опасностей хватает в  любой стране.

- Вы хорошо знаете Россию?

- Я начала чаще приезжать сюда после перестройки. Более-менее знаю Москву, Питер, Екатеринбург, Новосибирск, Хабаровск, Владивосток  – там я побывала в поисках бывших харбинцев. К сожалению, я не успеваю посмотреть города, потому что я сразу стараюсь связаться с людьми.  Я не была в Красноярске, Омске, Челябинске, Перми – но я должна туда поехать. Еще мне знакомы Ярославль и города Золотого кольца. Ярославль и Пуатье – города-побратимы. Когда я преподавала русский язык, я организовывала обмены школьников и через год мы посещали друг друга. Хотя это было трудно – установить отношения, организовать обменные поездки. Мы получили такую  возможность только в 1985 году. До этого были отказы.

- Что средние французы знают о России?

- Трудно сказать, это зависит от конкретного человека. Кто интересуется  русской культурой, будут цитировать вам  выдающихся писателей,  которые уже не просто русские,  но творцы мирового уровня – Толстого, Достоевского, Чехова. Чехов во Франции всегда пользовался успехом. В Париже каждый год ставят пьесы Чехова, и люди на них по-прежнему охотно идут. Все, кто интересуется глубиной человеческой души, особенно психоанализом, обязательно будут читать Достоевского. Толстой тоже близок французом.

- Еще бы, ведь половина «Войны и мира» написана на французском…

- Да, так говорят, и это верно. Но для нас это действительно Россия. Современную русскую литературу знают только специалисты. Разве что Солженицын известен многим – был период, когда у нас его тоже все активно  читали. Сейчас меньше. 

- Мы напряженно следили за событиями во Франции весной этого года.

- Мы тоже. Демонстрации, горящие машины в центре Парижа – это ужасно. Это проблема, которая требует серьезных мер, и решается не сиюминутно и даже не в один год. Безработица вообще всемирная проблема. В разных странах она проявляется  по-разному – в зависимости от политических и социальных обстоятельств. Поэтому задача  политиков все это урегулировать. И они этим занимаются.

Юлия Климычева.

Август 2006

газета «Амурская Правда»