КОЕ-ЧТО ИЗ ПЕРЕПИСКИ

ПИСЬМА В ГЕРМАНИЮ, В МОСКВУ И Т.Д.

 

Недавно своем почтовом ящике нашел я литературно-художественный журнал "Родная речь". Название, как у известного российского учебника. Да и сама обложка напоминает учебное пособие. Строгие тона, картинка, изображающая типичный пейзаж. Да и по внутренней верстке журнал, как учебник, лаконичен и прост. Материалы идут одним шрифтом, с одинаковыми небольшими портретными вставками авторов. В журнале печатаются русские писатели, живущие в Германии. Авторы, конечно, разные, творчество каждого индивидуально по средствам изображения: стилю, манере и т. п. И тема у каждого - своя. Но есть и общее. Наум Ципис из Бремена поместил в журнале произведение под названием и "Исповедь проститутки". Но нет, никакой эротики и порнографии тут нет, в отличие,скажем, от нашумевшей в свое время "Интердевочки". Здесь все проще и глубже. Ведь это не смакование темы, а глубокая боль. Девочка из Белоруссии, очень красивая, жаждущая прекрасной любви, наконец-то по-настоящему влюбляется. Её возлюбленный Саша, не находит ничего лучшего, как продать очарованную им девчонку за границу. Она подчиняется только потому, что "Саша сказал". И она проходит через все круги ада, и зарабатывает большие деньги, но нет любви, и пустота в душе. И то, что другой стране её никто не осуждает, а принимает, как нечто обыденное, ей тоже страшно. В этом повествовании все до ужаса точно, нет никаких придуманных страстей, потому, что подлинная жизнь всегда богаче самого богатого воображения.

 

В повести Елены Ужеговой "Текст для брачного объявления" русская девочка подрастает в одной из южных братских республик Советского Союза. Влиятельный отец, богатый дом. Девочка взрослеет. Учится в вузе. Втайне мечтает о своем принце. Но мир взрывается разладом отца с матерью, а затем и развалом бывшего Союза. Девочка - сама уже мама. Грабежи, резня. Сгорает дом, в буквальном смысле, и в переносном. У дочери нашей героини обожжена ножка. Героиня становится одной из беженок из бывшей братской республики. Встречает в метрополии полнейшее равнодушие, переезжает в благополучную Германию. И там ей тоже не вылечить дочь. "Мне очень жаль!" - изрекает немецкий профессор. Он видит, что ему не смогут достойно оплатить его услуги, и отсылает маму с дочкой в другую клинику. Мысли героини: "Мне очень жаль", - любимая фраза немецких интеллигентов для выражения сочувствия. Я настолько часто слышу её в Германии, что воспринимаю её, как вуаль для равнодушия". Елена Ужегова приводит в своей повести притчу. Коварный царь дал Иванушке овцу и стог сена. Велел кормить овцу до отвала, но чтобы овечка похудела. А Иванушка был хитрым, как политик. В одном углу привязал овцу, навалил перед ней сена, а противоположном углу привязал голодного волка, и тот все время клацал зубами. Вот и получилось: корма у овцы - было, ешь - не хочу, а она все-таки похудела! Вот это и есть лейтмотив почти всех произведений и даже иллюстраций журнала. Клацающий зубами волк, это не только страна, где тебя, если и не ненавидят, то едва терпят, но еще и тоска по Родине, той, где ты выучил первые слова. А теперь тебе надо переучиваться. Вместе с тем, журнал достаточно разнообразен.

 

Среди авторов есть хорошо известное российскому читателю, а есть и не очень известные. Семьдесят девять дней Лев Николаевич Толстой провел в Германии. И об этом рассказывает в увлекательном исследовании Владимир Прудоминский из Кельна. .

 

В Ганновер

Здравствуй, Вова!

 

Спасибо за письмо и за приглашение. Что до "Сибирской старины", так она пока не выходит. Суздальский, как ты знаешь, помер, а он был аккумулятором этой машины. Казачков женился на какой-то женщине из торговли, она его и прибрала к рукам совершенно. Так, что он и на редколлегию не ходит. А мягкотелые Вавилов и Майданюк - гнилые интеллигенты и не могут доставать деньги для издания. Усов же Левонтий - гениальный, потому и занят своим творчеством, и даже открыл для себя свой Союз художников, куда принимает всех, кого не приняли в Союз, который возглавляет Эрик Дюсьметов. Левонтий обиделся, что его "дюсьметовцы"его не приняли, он и заделал им такую козу! Ему не до журнала. Он все кедры вокруг Томска извел на свои скульптуры. Домаевскому я звоню по его телефону, но там какая-то женщина отвечает весьма злобно, что она такого не знает, и знать не хочет. Такой здесь не живет! И ходят слухи, что Домаевский пьет. Впрочем, я тоже пью. Но только жидкий чай, а иногда и минералку. Желаю тебе всего доброго, журналу процветания. И посылаю фото. В следующем письме пришлю еще и отзыв на ваш журнал. Я читаю его внимательно. А начал с конца, потому что там про проституток пишут. Шучу! В начале я тоже рассказ прочитал. Короче: читаю журнал с начала и с конца. И чтение закончу на середине. Этот метод я изобрел сам. Передаю пламенный привет твоей супруге. И всем авторам журнала. Потрясающая фамилия - Перельмутер-перламутр! Дай ему бог здоровья! Надеюсь, что моя фота дойдет благополучно! Всего, всего! лечитесь ежегодно. На Синем утесе для вас даже отдельный номер резервируют.

 

 

Икару Пасевьеву Привет тебе, Ика!

 

Иногда читаю твои статьи в писательских вестниках, из чего заключаю, что ты жив, ибо с того света обычно сообщений не поступает. Жив и я. Привет тебе, привет! Пишу. Дышу. И даже руковожу местной организацией. Хотя уже и думаю завязывать с этим. Три года отдубасил. Напечатал я три романа, готов и четвертый. Включили мои стихи в столичную книгу " Русская поэзия. ХХ век. Антология. Даже с портретом удостоился. В компании с одногодками: рубцовыми, высоцкими и прочей мелочью. Горжусь. Книжка этапная, в позолоте, и стоит 220 рублей. От Томска я один в этой книге, от Сибири - почти никого больше. Увековечился. И чувствую - вовремя. Хотел послать для Вашего журнала прозаический отрывочек, да застеснялся. Да живет ли вообще журнал-то? Что поделывают Рыбин, Зубарев, и прочие киты русско-туркменской литературы? Как твое здоровьишко? Я вот, чтобы не отставать от тебя, тоже сахарной болезнью занемог, правда, не завишу от инсулина. Ну. Поизносился, что делать? Привет всем знакомым! Аллаберды Хаидов жив ли? Он ведь первый мне помог на моем литературном пути, и я его всегда вспоминаю. Счастья и процветания всем писателям солнечного Туркменистана

 

634061, г. Томск, ул. Лебедева, 11-262, Климычеву Борису Николаевичу 121069, Москва, Поварская, 52,

 

"ЛИТЕРАТУРНАЯ ЕВРАЗИЯ" Газета МСПС международного сообщества писательских союзов. Главному редактору Тимуру Исхаковичу Пулатову

 

Уважаемый Тимур Исхакович! В далеком прошлом я служил в Ашхабаде.Гарнизон в районе - Кеши, там густо - сады, арыки, бассейны. Землянки. Плац. В полку кинотеатр под открытым небом, сиденья сделаны из глины, по вечерам смотрели кино. Кто-то спал, сидя. Строили мединститут, дома по проспекту Свободы, дома Академгородка. Тела покрывались загаром, припудривались пылью, такова ашхабадская зима. Мелькали кирки и лопаты, глубже становились траншеи и котлованы. Особенные противосейсмические фундаменты, арматура. Строили не выше двух этажей. На особом антисейсмическом растворе, с особенной арматурой. Город еще был в развалинах. Стройбат, скрипучая песня тачек. Тупички Ашхабада! Новые здания, куски бетона, висящие на скрученной, как ниточки, стальной араматуре. Летом город спал на топчанах во дворах. Засидевшись в духане, мы не утруждали себя, заходили в первый попавшийся двор, где всегда можно было найти место на топчане. Дурды Баймурадов, туберкулезный маленький человек, бывший детомовец, поэт, автор поэмы " Капитан-Сона".был в Чарджоу секретарем писорга, держал в кабинете портрет известной балерины и целовал его. Приезжал. Маленький, с нездоровым румянцем на щеках. Вино его распрямляло, с безумной смелостью, совал за корсаж пышногрудой официантке червонцы, и она снисходительно улыбалась. А он смотрел гордо - мужчина! А после закрытия последней пивной, блуждали мы, в каких-то темных закоулках. И Дурды будил каких-то туркменских друзей. Те его встречали подобострастно, шахир! Поэт! Приятного мало, если ночь-полночь в ваш дом вваливаются два пьяных субъекта. Но нас сажали на почетные мечта, угощали, пока мы не сваливались на ковры. Я был в активе при союзе писателей, мне нередко поручал мудрейший аксакал Беки Сейтаков встречать приезжих столичных писателей. Их надо было отвести в гостиницу, вызвать прессу. Представить их. Дело пахло цветами, шашлыками, вином и пивом. Гостиничные коридоры, коридорные тетки, ключи, чемоданы, чайники и пиалы. Я был с ними на ты. Были у нас знаменитые москвичи: Юрий Левитанский, Арсений Тарковский Александр Твардовский, Владимир Луговской, Евгений Долматовский. Были еще Юрий Трифонов и Юрий Гордиенко, да мало ли кто на огонек экзотики тянулся к этим пропахшим пылью столетий местам! Здесь верблюды переходили главный проспект, в окно гостиницы орал ишак. Можно было во дворе наткнуться на ежика или черепаху. А уж дыни Вахарман, Гуляби получал из Ашхабда сам Генераллиссимус! Ведь не бывает на свете дынь ароматнее здешних! Вахарман переводится как? Ах, сожалею! Это дыня сожалеет, когда лопается от собственной спелости. В Ашхабаде общался с критиком Хабибом Гуссейновым, (да это же из арабской сказки!), поэтом Георгием Веселковым, писателями Валентином Рыбиным, Александром Аборским. Это было время, когда при русском драматическом театре имени Александра Сергеевича Пушкина обучался в студии юный актер Леня Филатов. Он приносил в газету "Комсомолец Туркменистана" стихи. Я беседовал с ним о его стихах, как сотрудник газеты. И вовсе я не подозревал, что этот "стиляга" станет после знаменит. Тогда же на каких-то посиделках встречал другого нынешнего москвича - Лазаря Карелина. В периоды безденежья подкармливался и одалживался я у туркменских литераторов. Керим Курбаннепесов - с лепешками и душем.

 

Вчерашнего солдатика подкармливали Беки Сейтаков, Каюм Тангрыкулиев, Нури Байрамов, многие, многие другие, спасибо им, спасибо вечное! Но самый поклон, самый, самый - Аллберды Хаидову, я ничего ему не сделал хорошего, но всегда он меня поддерживал словом и делом, и помог в 1958-ом году издать первую, пусть и плохую, книжку. " Красные тюльпаны" называлась она, из неё я сейчас переиздал бы лишь два-три стихотворения. И тогда терзался я сомнениями, а мудрый Хаидов сказал: - Кто у нас понимает в стихах? Мало кто. А социальный статус у тебя будет. Денежки получишь, будет, чем кормиться. Глядишь, вторую книжку уже и получше напишешь. Способности у тебя явно есть, судьба трудная. Я понимаю... А когда я жаловался на нездоровье, он всегда мне сочувствовал, помогал советами. И лишь случайно я узнал, что сам-то он недавно перенес тяжелейшую операцию! А он был так ровен всегда, ясен, играл в волейбол и вообще производил впечатление здорового человека. Удивительный человек, этот Аллаберды Хаидов!

 

Удивительный этот народ - туркмены! Удивительный этот город - Ашхабад! Последние 30 лет безвыездно я живу в родном Томске. Это далеко от Ашхабада. Связь со старыми друзьями прервалась. Не сядешь в поезд, не поедешь. Другая страна! И билеты дорогие. Но вот недавно мои стихи вошли в изданную в Москве в издательстве "Олма-Пресс" этапную книгу: " Русская поэзия. ХХ век. Антология". И как было мне не вспомнить Аллаберды Хаидова, издавшего мою первую книжку? Как было не вспомнить Ашхабад? Я об Ашхабаде пишу и в стихах, и в прозе. Часть моего сердца осталась там навсегда. И я всегда рядом со своими друзьями, в своих повестях и романах. И это для меня единственный способ воскресить умерших и передать привет живым. Посылаю небольшой отрывок из своей новой повести: "Странные приключения Скромного томича". Буду счастлив, если удастся опубликовать это в вашей газете. Б.Климычев.

 

 

(Исхакович, вопреки пресловутой восточной вежливости, не отозвался ни единым звуком).

 

В Ганновер

 

Дорогой Володя!

 

Спасибо за письмо. И за рождественские поздравления. Собрался ответить тебе лишь к Пасхе! Судя по твоей рождественской депеше, отосланные мной книги "Томские чудеса", "Золотые яйца" и "Любовь и гнев Вора Подреза" до тебя не дошли. Иначе ты упомянул бы об этом. Вопрос в чем? Я 30 лет безвыездно живу в Томске. И скоро мне 70. И написал уже четыре романа, кропаю пятый. И куча повестей написана. А что толку? Кто знает? У нас - как? Надо или в Москве жить всю жизнь, и каждый день общаться там с издателями и писателями, критиками, либо напечататься на западе хоть раз, лучше - не раз. Это уже имидж - " там печатали!" Потому и послал я не только книгу "Томские чудеса", к которой ты выполнил картинку, но еще книжечку "Золотые яйца", там коротенькие сатирические штучки, я думал, может, ты что-то для своих безгонорарных изданий выберешь? Надеялся на это, или на отзыв краткий, рецензию, или хоть на что! Вообще-то у меня есть и неопубликованная повесть: " Странные приключения скромного томича", нечто экзотическо-юмористическое. Из этого "томича" легко можно взять цельный кусок. Но, думаю, бандероль почему-то к тебе не попала.

 

Геннадий Иванович выпустил сборники стихов " Цыганово" и" Путь на Кушлу". А еще вышли в свет еще две его книги " Цыгановские частушки" и "Экслибрисы сибирского собирателя". А к 70-летию своему издал он " Частушки Причулымья". Не знаю, когда еще соберусь тебе написать и дождусь ли от тебя ответа. Годы мои немалые, а болезней накопилось самых крутых достаточно. Только что отлежал три месяца в больнице, да и мало помогло. Желаю тебе самого светлого в жизни и доброго!