3. ВПЕРВЫЕ УСЛЫШАЛ ЭТО ИМЯ

Впервые это имя услышал я в 1963 году в Казани, где проходил специализацию в ГИДУВе. Мой друг, военврач из Ростова-на-Дону Вениамин Климов, слетав на праздничные дни домой, привёз с собой томик стихов Евгения Евтушенко. И напевал песни поразившие меня своей новизной. Я поинтересовался: -Чьи это стихи? Евтушенко? -Нет. Это стихи Булата Окудджавы-как-то особенно чётко и с каким-то значением ответил мой друг. Начало 60-х годов. Хрущёвская оттепель. Тогда многим казалось, что после сталинского режима, на нашу землю и впрямь пришла долгожданная весна, мир и покой. Люди перестали бояться ночного стука в дверь и стали более открыто, и без оглядки общаться друг с другом. Как подтверждение этому были стихи Евтушенко и романсы Булата Окуджавы. Мы находили в них протест, скрытый вызов, который сами ещё не могли выразить своими словами. Они вселяли в нас надежду, мечту о светлом и счастливом будущем. Но эти иллюзии продолжались не долго. Вскоре наступили другие времена. После своего злополучного интервью в Париже надолго с литературных страниц исчез Евтушенко. И некоторое время оставался в тени и ни как не проявлял себя Окуджава так поразивший меня своими стихами и песнями. Куда-то запропастился и мой ростовский друг воен-врач Вениамин Климов, обещавший прислать мне в Казахстан стихи Булата Окуджавы и так и не выполнивший своего обещания. Пришли и ко мне трудные времена, из-за моей принципиальной беспартийности. И, как траурный шлейф тащился за мной прочерк в моём институтском стаже, когда в 1958 году я был исключён в числе верующих студентов, с пятого курса Карагандинского медицинского института Караганда. Это не только знаменитая «угольная кочегарка страны», как тогда её величали со всех трибун и на страницах советской печати. Караганда это-КАРЛАГ, то-есть Карагандинский лагерь для заключённых. Долинка-административный центр КАРЛАГа. А рядом в 60 километрах Карагандинский медицинский институт. В 1958 году по чьёй-то злой воле решено было избавиться от верующих студентов. В числе этих инакомыслящих за стенами alma mater, оказался и я. Попытался устроиться на работу. Но бывшего студента без рабочей специальности, да ещё исключённого из института на работу не принимали. Тем более мне по возрасту предстояло служба в армии. Безрезультатно обивал я административные пороги и уже потерял всякую надежду найти хоть какую-нибудь работу, но однажды проходя мимо строящегося здания заметил группу рабочих. Я подошёл к ним. Покурили. Слово за слово. Поговорили «за жись». Рассказал я им о себе. -Ну что Пауль, возьмём парня?- спросил один из них. -Как скажет бригада- ответил Пауль. Бригада не возражала. Слово бригадира Пауля Веера имело вес. И начальник отдела кадров ещё накануне не ставший со мной даже разговаривать, теперь принял меня в строительную бригаду подсобником. Дали мне в руки совковую лопату, подвели к горе шлака, который теперь надо было загрузить в бетономешалку переработать в шлакобетон. «Бери больше-кидай дальше!» – сказал мне мой напарник. Когда поближе познакомились, то оказалось, что все рабочие, включая бригадира Пауля Веера бывшие заключённые. Эстонцы, литовцы, немцы, западные украинцы, русские...Все они отсидели свои десять лет с довеском по пресловутой 58-ой статье и после истечения срока наказания надолго осели в Караганде с карлаговской справкой вместо паспорта, без права выезда за пределы города. «Бывшие». Может быть, поэтому они взяли в свои ряды бывшего студента. Так в окружении бывших «врагов народа» начал я «в натуре» изучать жизнь с обратной её стороны. Великолепная позиция для переоценки всех жизненных ценностей, лозунгов и кумиров. А в учебной части мединститута благоволившая ко мне Галина Михайловна (жена нашего студента) в обход секретаря парткома института, возглавившего антирелигиозную программу изгнания верующих студентов из рядов советского вуза, выдала мне справку об Академическом отпуске по семейным обстоятельствам. Эту «телегу» отнёс я в военкомат и меня на время оставили в покое. Через несколько месяцев, втянувшись в работу, стал я вечерами навещать приёмный покой хирургической больницы расположенный неподалеку от родительской квартиры и, надев белый халат, как бывало и раньше, помогал хирургам обрабатывать бытовые травмы, накладывал гипс, делал перевязки. Я мечтал стать хирургом. И со второго курса мединститута вечерами часто бывал в этом приёмном отделении. Хирурги хорошо знали меня как студента-медика и охотно брали на операции, когда в предпраздничные и воскресные дни нарастал поток раненых и побитых, в операционной не хватало рук, а в моей строительной бригаде был выходной. Но эти мои визиты становились всё реже и реже и однажды прекратились. (Продолжение следует)