10. КТО НЕ БЫЛ В ТБИЛИСИ

      В маленьком глинобитном домике, в одном из районов Караганды жила Александра Моисеевна Елинская-свекровь моей сестры Валентины. Приезжая из Щучинска в Караганду я бывал у неё в гостях. Однажды совершенно случайно узнал, что она была узницей Карлага. О лагерном прошлом нашей родственницы я и не подозревал. При первых встречах разговорить её не удалось. Но когда Александра Моисеевна познакомилась со мной ближе, то она мне рассказала о своей не лёгкой судьбе. В молодые годы она была стахановкой и активисткой. В 1937 году её арестовали. Отсидела в Карлаге по 58 статье десять лет. По истичении десяти лет срок ей добавили. Освобождена в хрущёвскую оттепель, без права выезда из Караганды.

        С мужем «карлаговцем» построили себе эту глинобитную мазанку, в которой дожили до реабилитации. Теперь на пенсии. Обещала съездить со мной в Долинку и показать барак, в котором провела многие годы заключения и то окно с решёткой, через которое она много лет смотрела на вышку с «вертухаем». Дело было осенью. Холод, слякоть. Отложили поездку до весны. А весной в живых я её уже не застал. 

          У сестры Валентины трое детей. Одна из них Лада-внучка Александры Моисеевны и моя племянница. Во время горбачёвской перестройки Лада с мужем потеряли работу и остались с детьми без жилья. Приближалась зимняя стужа. Услышали что в Долинке есть пустующие бараки. В одном из бараков с мужем Евгением нашли свободную камеру. Подремонтировали её и поселислись. Жили они в этом бараке два года. «Разбирая старые архивы, где лежат мои черновики, жизни угасающей мотивы, разыскал нечаяно дневники. Старые забытые тетради, письма от знакомых и друзей, фотографии, как будто на параде, с незабытой родины моей. Мы в те годы были все другие, с вами мой душевный непокой, милые, наивные родные, мне б до вас дотронуться рукой...Зачитался. Оглянулся –светлый, бледный сумрак за моим окном. Утро наступило незаметно, а я всё за письменным стлом. Старые забытые тетрадки, письма, фотографии родных...В той стране, где снова беспорядки, полстраны бездомных и больных. Новое письмо-я разбираю строчки, Там, где бабушка сидела десять лет,

       В Долинке, в бараке, в одиночке, Внучка поселилась, места в жизни нет. Вся семья под крышею. Довольна. Печка есть. С решёткою окно... От таких вестей мне стало больно. Новым демократам всё равно. (стихи Н.Дубовицкого) В раннем дестве мама напевала нам, детям перед сном удивительную колыбельную. «Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный в колыбель твою...» Когда я научился читать то узнал, что эту колыбельную написал Лермонтов.

        В 1946 году моя бабушка, заметила, что я читаю и перечитваю Лермонтова и подарила мне книгу с его произведениями изданную в 1914 году. С той поры эта книга всегда со мной. Мнго позднее познакомился я со стихами и удивительной прозой Булата Окуджавы. Оба поэта звали меня на Кавказ. Это была не удержимая тяга к горным вершинам, к таинственным ущельям. И попав однажды из степного Казахстана на Кавказ уже не смог остановиться. Посетил все Лермонтовские места. Часто бывал в Тбилиси. «Кто был на Кавказе и не был в Тбилиси, Кто был в Тбилиси и не был на площади Шота Руставели, Кто был на площади Шота Руставели и не был в «Арагви», Тот нигде не был!»-провозглашали мои кавказские друзья за праздничным столом в старинном и уютном ресторанчике с названием «Арагви». Это было удивительное мирное время, когда я был желанным и самым дорогим гостем. Позже и на Кавказ пришли другие времена.

        И теперь у меня к моим радостным воспоминаниям о Тбилиси и площади Шота Руставели, где не раз бывали Лермонтов и Окуджава, присоединяется и горестные думы о Грузии. Меня всегда волновала судьба Лермонтова его трагическая гибель. И теперь это горестное чувство усилилось ещё одним именем-Булата Окуджавы. Совсем юный Лермонтов и умудрённый жизненным опытом Булат Окуджава. Два поэта. Символы двух поколений. Перед самым концом века ушёл от нас поэт Булат Окуджава. Мы жили вместе с ним добрыми надеждами на милосердие и покаяние, которых нам так не хватало в советское время и ещё больше в постсоветской действительности. Но не нам ли оставил он как завещание свои стихи? «Возьмёмся за руки друзья. Что б не пропасть поодиночке!» Не в этом ли одиночестве и разобщённости наша слабость? И не в этом ли сила, когда мы чувствуем руку друга? У нас было время что бы поразмышлять на эту тему, задуматься над уроками пршлого и теперь призадуматься о будущем, которое уже наступило.       Висбаден 31 января 2010