Мы жили в Томске в двухэтажном доме на Тверской номер пять. Девчушка Верка Прасковьева, моя шестилетняя сверстница очень любила играть со мной. Мы чаще играли у нас на втором этаже, в нашей спальне лежала шкура громадного медведя, снизу подбитая синей байкой. Густая медвежья шерсть была джунглями, в которых прятались Веркины махонькие куколки и мои оловянные солдатики. Но случалось, что Верка не могла отлучиться от дома, так как ей надо было присматривать за младшим братиком Вовиком, который три года радовался жизни. Прасковьевы жили в полуподвале, поскольку они держали корову, то им постоянно была нужна вода для теплого коровьего пойла. Вот и был у них в плиту вмазан котел, в котором постоянно грелась вода. На котел была постелена фанерка.  

     Вовочка постоянно мерз в сыроватом подвале, поэтому нередко забирался на теплую фанерку погреться. Мы с Веркой его в свои игры не принимали, да он и не просился. Игры наши были импровизацией, фантазией. Иногда Верка была продавщицей, а я - покупателем. Из палочек и кирпича она устраивала весы, гирями служили речные камни, халвузаменяла глина, а рассчитывался я с Веркой вырезанными из синей оберточной бумаги квадратиками. Во время игры мы входили в раж. Я кричал на Верку, что она меня обсчитала, и натурально ел глину, которая, как мне казалось, приобретала вкус настоящей халвы. И однажды в разгар игры мы услышали истошный вопль Вовочки. Подвела Вовочку отсыревшая и сопревшая фанерка, он свалился в кипяток.

       Сестра его подбежала к плите первой, вытянула братика за рубашку из котла, Положила на кровать, и он зашелся в крике. Я выбежал в ограду, и стал кричать:

       -Врача надо! Пацан ошпарился! Заглянула соседка тетя Агаша, матюгнулась и побежала за врачом. Поликлиника была через три дома от нашего двора. Врачиха пришла, стала обматывать ребенка марлей, пропитанной марганцовкой, и страшными словами ругала нас с Веркой за то, что мы не уследили, не уберегли.

      - Сварили ребенка!

    Вовочка уже и кричать не мог. Его увезли на извозчике в больницу. Бовины ожоги были несовместимы с жизнью. Месяца два мы не играли с подружкой. Но однажды я пошел к ней в подвал. Старший Веркин брат - Витька глянул на меня странно:

      -Чего пришел?

       - Играть.

      - Играть, сволочь ты такая! Из за тебя Вовочка погиб!

      Это была ужасная напраслина. Я знал, что Вера не сидела целыми днями возле Вовочки. Она ведь уходила на кухню, выходила на улицу, в сортир. Да мало ли куда? А Витька считал, что его братик погиб потому, что я мешал Вере приглядывать за ребенком. Он глядел на меня с ненавистью. И черт меня дернул за мой длинный паршивый язык, Я сказал Витьке, что Вовочка погиб, потому что Прасковьевы не сделали плотную металлличскую крышку для котла, такую крышку, которую Вовочка не смог бы сдвинуть. Ему в подвале было холодно, он всегда на этот котел лез. Где у взрослых глаза были? Понадеялись на фанерку и вот - пожалуйста! И вообще могли бы обойтись без коровы, мы вот коровы не имеем, а живем же?

      - Ах, ты, Мальчиш-Плохиш, Буржуин проклятый! У тебя щеки висят, как у Бабуина, от жира лопаешься! - вскричал рассвирепевший Витька, ухватил меня за щеку, поднял и вынес из квартиры и бросил на крыльцо. Было ужасно больно, казалось, он напрочь оторвал щеку. Я взревел, как сирена, мать прибежала на мой крик, увидела мою обвисшую багровую щеку, закричала на Витьку:

      - Ты мне из ребенка урода сделал щеку оторвал, я на тебя в суд подам!

      - Я ему и вторую щеку оторву, Буржуину проклятому. Смотри, он у тебя от жира лопается.

      Надо сказать, что данная перепалка происходила в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда обвинение в буржуйстве могло плохо кончиться.

      - Что ты такое, Виктор, буробишь? - сказала мать, - Ну, он полный ребенок, однако ест не больше других, такая у него конституция. И какой он буржуй? У него отец-рабочий!

        -Рабочий, рабочий! - презрительно сказал Витька, - сидит целый день за столом с разными там щипчиками. Он, как я, в кузнице кувалдой помахал бы! Витька был учеником кузнеца, а мой отец был часовщиком. Мать сказала:

        -А ты посиди-ка целый день напряженно, как мой Николай сидит! Небось, больше чем в кузнице устанешь. И вообще, кто-то должен железо ковать, а кто-то часы чинить, и то, и другое -нужно людям. Так причем тут буржуйство?

       -Короче, - подвел итог дискуссии Витька, - еще раз к нам зайдет, опять возьму за щеку и на крыльцо выкину. Понятно Витьке было обидно, что они в сыром повале живут, а мы на втором этаже. Но мы-то виноваты, что ли? Мы давно в городе живем, а они недавно из своей деревни в город перебрались И я подумал: «Чтоб ты сдох, гад!». Конечно, мне было очень больно, я негодовал, но мог ли я подумать, что через месяц Витька подхватит в кузне воспаление легких и умрет? И мне стало казаться, что мой гнев сыграл тут кукую -то роль.

       Мы продолжали дружить и играть с Веркой. Когда пошли в первый класс, она уже на целую голову стала выше меня. Она росла быстрее. Весной по речке вода поверх льда шла. К речке бежали десятки ручьев. Я запустил в ручье самодельный кораблик, а он мигом оказался в речке. Потянулся я с берега свой кораблик схватить, поскользнулся, лед подо мной проломился. Я пытаюсь на берег выбраться, ничего не выходит. Под водой полуботинок с калошей вместе с ноги снялся, нащупываю его ногой, не могу найти.

     - Тонет, тонет! - крик у реки. Смотрю: Верка бежит с длинной палкой, потягивает её мне. И вытянула меня на берег. Спасла. Когда первый класс оканчивали, она мне сказала:

       - Что ты на эту черненькую Вальку на уроках пялишься? Она ведь ленивая, неряха и ничего делать не умеет: ни варить, ни стирать.

       Удивился я. Неужто Верка думает, что мы в будущем поженимся? До будущего еще дожить надо, а Верка уже и теперь на полторы головы выше меня. Прасковьевы, они все высокие. А я плохо расту. Порода другая. А тут еще родители мои стали мне говорить, что я должен дружить с детьми культурных людей. Вот окончу в школу, обязательно пойду в университет. У нас тут недалеко ученый Житников живет, у него два мальчика: Вениамин и Геннадий, вот с ним я должен познакомиться.

        И однажды отвели меня к Житниковым новый год встречать. Сказали, чтобы я там вел себя прилично, показал свою эрудицию, ведь я столько стихов знаю, вообще такой начитанный мальчик. Показали мне, как правильно вилку держать, ложку. Сказали, чтобы в гостях за столом не чавкал, много не ел, говорил волшебные слова «спасибо» и «пожалуйста». Житников ростом был не выше моего отца. Но имел козлиную бородку, носил очки. Был он не то кандидатом не то доктором каких-то наук. Моим родителям, не имевшим высшего образования, он казался очень важным человеком. Вениамин и Геннадий мне понравились, они, не то, что Верка, оба уже прочли много умных книг. И Жюля Верна, читали, и Майн Рида, и много чего. Нам было о чем потолковать. В них я действительно нашел добрых друзей. Встречались то у них дома, то у нас, обсуждали прочитанное, спорили, и курить вместе учились, и выпивать учились помаленьку, конечно, тайком от взрослых. Верка для меня как бы перестала существовать.

        А вскоре Прасковьевы все почему-то переселились на Украину. Потом грянула война. Моего отца отправили на фронт. А старший Житников почему-то остался дома. То ли болен был, то ли был отставлен от мобилизации, как ценный для науки кадр. У нас дома дела пошли плохо. Мать была целыми днями на работе я - в школе, нас несколько раз ограбили. Потом моя мать заболела, уехала к к своей матери, в город Щучинск. А я пока остался в Томске. Оборвался, обовшивел, ночевал, где попало, поневоле пришлось знаться с ворами. Но сам я не воровал, работал учеником часовщика. Блатяки на базарах, в автобусах воровали карманные часы. Цепочка с колечком оставались у хозяина, а часы воришки несли ко мне, чтобы я приделал колечки. Согнешь толстую медную проволоку, обточишь, вот вам и часы снова - с колечком для цепочки! Несите на базар и продавайте! Раза два меня вызывали в милицию. Очные ставки делали. Но что они могли мне предъявить? Как доказать, что колечко к часам сделал именно я? Мало ли что кто-то из воришек «раскололся», дал соответствующие показания. А вы - докажите. Воры мне за те колечки почти не платили ничего, зато дружба с ними заставляла остальную шпану относиться ко мне уважительно. Других пацанов могли побить, обыскать, ограбить, но меня трогать боялись: с ворами знается.

        И вот однажды я пришел к Житниковым, а их бабушка, такая важная полная дама с косами, обмотанными по-украински вокруг головы, говорит:

       - Вениамина и Геннадия дома нет! А я-то, когда к дому подходил, то видел, что они сидели на веранде, а при моем приближении вдруг юркнули в дом. Детская дружба бывает сильнее взрослой. Точнее сказать, истинная дружба только и бывает в детстве. Так трудно найти того, кто думает созвучно тебе. Без друга, с которым можно поделиться самым сокровенным, будучи уверенным, что он тебя поймет, в детстве и дня не прожить.

    - Ты куда? - преградила мне путь в дом бабушка Житниковых, - сказано их дома нет!

     - Так я ж их видел! Пусть выйдет Венка на минутку, или Генка. Мне с ними о книжках надо поговорить.

      - Иди отсюда, не то я милицию вызову!

     -Почему?

      -Потому что ты - вор. Зачем мне надо, чтобы ты мне ребят портил?

     - Я что-то у вас украл? И как я ваших ребят порчу? Вы же знаете, я работаю, книжки люблю читать.   

       - Пошел отсюда, ты моим внукам не пара.

        Было обидно до слез. Что ей сказать? Что я - хороший, добрый, что мне трудно. Что бы я ни сказал, она будет стоять на своем. И те двое, меня предали, небось, все слышат, а не вступятся за меня, не подадут голос.

      -Уходи, или сейчас в милицию позвоню!

      Я чуть не задохнулся от обиды. Что было сказать? Неожиданно для себя я поднял палец вверх и сказал: 

      - Оно вас накажет! - я вложил в эти слова всю силу своего негодования. Я как бы весь превратился в факел ненависти. Она ухмыльнулась:

      -Иди, иди! Пугает еще! Смотри, чтоб тебя самого не наказали.

      Я убежал, роняя невольные слезы. Я понимал, что никто эту старуху не накажет, никто не накажет трусливых братьев. Никто, ничто. Все будет, так как есть. Счастливые братцы Житниковы сыты, хорошо одеты, потому, что у них дома есть отец, мать, бабушка. Живут в достатке. После школы братцы поступят в университет и тоже станут учеными, важными, в очках и с бородками. Их никто не потащит в милицию и не станет бить затылком о стенку на допросе. Я плакал, и никто не отер моих слез.

      Прошло несколько лет, Я уехал к матери в Щучинск, потом вместе с ней в -Караганду. Я делал все новые ошибки в жизни. Окончил курсы буровых мастеров, а работать не стал, в армию попросился. Демобилизовался в Ашхабаде, и стал там журналистом. И вот, наконец, я снова в Томске. Пошел, посмотрел сперва свой родной дом, там жили какие-то чужие люди. Пришел я и к дому Житниковых. Там тоже давно жили другие люди.

      Вскоре все же повстречал знакомых. Спросил их про Житниковых. Мне рассказали, что отец и мать померли от туберкулеза. Венка спился и куда-то пропал. Генка получил диплом инженера и жил в Москве с бабушкой в новой благоустроенной квартире. Однажды утром стал принимать ванну и одновременно решил побриться при помощи дорогой заграничной электробритвы. Лежит, бреется, песню поет. А в проводке-то чудо бритвы, оказалась неисправной изоляция. И убило его током прямо в ванне с горячей водой с хвойным экстрактом. Бабушка встревожилась: чего это он так долго не выходит из ванной? Заглянула в ванную, а он мертвый, лицо посинело, и только одна половина лица побрита. Бабушка сошла с ума. Ее увезли в психолечебницу где она вскоре скончалась. Так закончился род Житниковых. И опять я задумался, неужто там вверху, правда кто-то есть? Ведь я тогда пальцем вверх показал и попросил о наказании. Да уж больно круто наказали их, Житниковых. Впрочем, мура это все! Причем тут я?

     Вскоре я стал работать в редакции одного таежного райцентра. Поехал в командировку в далекое село. Проехал полпути - мотоцикл сломался. А я водить мотоцикл могу, а чтобы найти поломку и устранить - так это мне не дано. Час стою возле своего мотоцикла на пустынной дороге, другой, третий. Смотрю: едет грузовик доверху наполненный кипами прессованного сена. Поднял руку: дескать, остановись, братец, помоги! А шофер подлец, не только не затормозил, но еще и газу поддал. Я и крикнул ему вслед:

     -Чтоб ты перевернулся! И глазам своим не поверил, на крутом повороте грузовик в самом деле перевернулся. Лег грузовик на кузов заполненный пересованным сеном, колеса крутятся. И водитель из приоткрывшейся дверцы вылезает кряхтя и матерясь. 

     Мать честная! Сейчас он совсем очухается, возьмет в руки монтажку, а вокруг -хоть в ту, хоть в обратную сторону, на десятки километров - ни одной живой души. Хватаю я гаечный ключ отворачиваю свечу, дую, плюю, носовым платком протираю. Что-то еще делаю, сам не знаю, что. Видел когда-то, как знакомые мужики свои мотоциклы починяли. Там продул, тут - почистил, по бензопроводу плоскогубцами постучал. Включаю зажигание - мотоцикл заработал! Помчался я по дороге, не оглядываясь. И зарекся я с тех пор кому-то зла желать, даже если меня и сильно обижают. Может, конечно, все это было просто совпадение, а если нет? Если правда есть где-то, некто такой? Есть или нет, но всем моим обидчикам я теперь желаю добра и только.